Дмитрий Пименов "Муть"

Антипсихиатрический роман


Содержание

1 глава     Сумасшедший разведчик
2 глава     Фокус: Наведение
3 глава     Любовь над коридорами
4 глава     События и тюрьма
5 глава
6 - 50 главы
Приложение

1 глава

СУМАСШЕДШИЙ РАЗВЕДЧИК

"Не пытайтесь даже разобраться в этом"
А. Б.

На двери было написано:

Если ты любишь жизнь, ты должен любить и меня

Я позвонил. Открыла симпатичная блондинка и вопросительно взглянула на меня. Я поздоровался , по нашему, и она пропустила меня внутрь. Пройдя по коридору, я постучался в последнюю дверь. Открыла та же блондинка, что меня ничуть не удивило, поскольку я знал, что здесь есть еще один коридор - для начальства. "Быстро бегаешь, детка", - подумал я про себя и подмигнул девушке. Никак не отреагировав, она прошла вглубь комнаты и села за стол. Я же, плюхнувшись в ближайшее кресло, стал внимательно ее разглядывать. Она, словно почувствовав что-то неладное, достала из ящика стола очки и пристально посмотрела на меня. "Ах, вот Вы кто", - медленно произнесла она. И тут я понял, что попался. Прыгнул к двери, через которую вошел... Уже заперта, а окна нет... Есть еще дверь, но блондинка с такой нежной улыбкой посмотрела на меня, что я мгновенно успокоился и сел в кресло, но в другое - поближе к столу. Несколько минут мы молчали, потом, видимо не выдержав, она спросила:
- Как Вас зовут?
- А Вас? - ухмыльнувшись, парировал я.
Она ответила просто:
- Эмма.
- Красивое имя, - сказал я и открыл рот, будто хотел сказать что-то еще, а сам уставился на нее. Поняв, что с ней этот номер не пройдет, я произнес сквозь зубы:
- А почему Вы еще раз не спрашиваете, как меня зовут?
- Вы сами скажете, - и улыбнулась с сознанием своего превосходства. "Если сейчас я едва сдерживаюсь, то что же будет дальше?" - подумал я и, решив успокоиться, достал сигареты и закурил. Пуская дым, я расслаблялся и все более развязно разваливался в кресле. Эмма забеспокоилась:
- Здесь не курят.
- А я не "курят", я курю.
- Не наглейте, хуже будет, - как- то по- свойски сказала девушка.
- А хуже - это как? - продолжал наглеть я.

Удар

Я очнулся на полу. Эмма сидит на месте. Ничего не изменилось.
- Что это было? - набравшись смелости, спросил я.
- Я же предупреждала, хуже будет.
Я ощупал карманы: сигареты и зажигалка на месте. Закурил.
- Теперь курить можно, - улыбнувшись, сказала Эмма.
- Спасибо.
- Зачем ты пришел?
- Привели.
- Кто?
- Не скажу.
- Опять?
- Девушка, чем- то похожая на тебя.
- Да? - удивилась Эмма.
- А ты, что думала, ты одна такая? - сказал я, почувствовав, что ко мне возвращается здоровая самоуверенность.

Время пришло

"Видеть - значит подчиняться. Посмотри на яркий свет, ты ослепнешь и обретешь свободу!" - вспомнил я слова Наставника и потянулся за пистолетом.

Удар

Очнулся я уже в другой комнате - более просторной и светлой. Я лежал на кровати, рядом стояла Эмма и какой-то мужчина - низкого роста, полноватый, круглолицый - он мне сразу не понравился. Я попытался встать, с первого раза это у меня не получилось: все тело было как из ваты и не желало подчиняться моей воле. Я было уже совсем отчаялся, но тут мужчина помог мне, и я уселся на кровати. В таком положении я почувствовал себя увереннее и, оглядевшись, заметил, что в комнате есть большое окно, из которого струится яркий солнечный свет. Это обстоятельство меня очень обрадовало. Взбодрившись и улыбнувшись, я нагло спросил:
- Что все это значит?
- Вы разве не знали на что идете? - ответил мужчина и тоже улыбнулся.
Я пощупал внутренний карман плаща и убедился, что пистолета нет. "Так, значит..." - подумал я и вдруг отчетливо представил, как я вскакиваю и бью эту круглолицую сволочь по уху, он падает, я бросаюсь к Эмме, валю ее на пол, зверски насилую, потом вышибаю дверь, и вот я на свободе, и ничто больше не тяготит меня, но все осталось в моем воспаленном воображении. В реальности же я сидел на кровати и глупо улыбался.
- Вы сейчас готовы со мной поговорить или хотите немного отдохнуть? - спросил противный толстяк.
- Я вообще не желаю с Вами разговаривать, - ответил я и подмигнул Эмме.
- Зачем же Вы тогда сюда пришли? - удивился он.
- Не знаю, но во всяком случае, я терпеть не могу мужское общество, - со смехом проговорил я.
- Хорошо, тогда Вами займутся другие, но боюсь, Вы об этом пожалеете, - ответил он и вместе с Эммой направился к выходу.
- Вы оставляете меня одного! - крикнул я им вслед, действительно испугавшись одиночества.
- Ненадолго, чтобы ты обдумал свое положение, - ответила Эмма, и дверь за ними захлопнулась.
- Скажи толстому, что я не сплю, он может в любой момент зайти ко мне в комнату и убедиться в этом! - крикнул я им вслед.

Оставшись один, я решил пораскинуть мозгами и разобраться в той ситуации, в которую попал, определиться, что делать дальше, вспомнить с чего все это началось.

Жизнь моя состояла из упущенных возможностей и навязанных случайностей. Я чем-то был похож на того человека в кафе, которого я надолго запомнил и часто вспоминал. Он сидел за угловым столиком и, наклонившись к своей спутнице, торжественно улыбаясь, громко шептал: "Я, я самый счастливый человек. У меня есть одна мечта, и она, эта мечта, обязательно исполнится. Какая мечта, спросите вы. Я мечтаю о смерти, вот. Я самый счастливый человек." Я смотрел на этого парня, и мне казалось - вот сейчас он затянется сигаретой и повторит все снова, те же слова, потом еще раз и еще, и так до бесконечности. Он был счастлив, а счастье похоже на заезженную пластинку. Я тоже был счастлив. Ненависть переполняла меня, и я был уверен, что рано или поздно реальность (о, реальность!) почувствует ее, мою ненависть. И я был готов. "Ненавижу, ненавижу," - повторял я про себя и дрожал от злости, но понимал, что стоит только начать, и моя ненависть станет спокойной как часовой мастер. Так оно и получилось. Хотя поначалу я немного растерялся, растерялся, растерянность... Сейчас, когда я вспоминаю, я опять испытываю растерянность. Как же все это было? Ну да, растерянность: "я - убийца".
Тут в комнату вошел Цезарь. Я не помнил как выглядел бюст Цезаря на картинке в школьном учебнике истории, но это был именно он. В комнату вошел Цезарь. "Так... начинает сказываться моя подготовка - подумал я - значит есть вероятность победы".

* * *
Я нашел Наставника. Молодец, Лена! Сам бы я о нем никогда бы не вспомнил. Ах, Лена, Лена, как ужасно тебя убили: бетонная балка, подвешенная железными тросиками к вертолету, начисто снесла весь верхний этаж твоего дома. Ты, твоя мебель, твои картины, твой аквариум, твой муж, твои соседи, их кошка - все рассыпалось будто бы из хлопушки. Я шел к тебе в гости и остановился купить сигареты в киоске на противоположной стороне улицы. Когда я был влюблен в тебя, я ревновал тебя даже к тому давно умершему человеку, именем которого названа улица, где на верхнем этаже самого высокого дома ты жила. Теперь ты мертва. Во всем виноват пастор. Я не подумал, что сам мог бы погибнуть, прийди чуть раньше, не подумал, что твоим именем теперь тоже можно назвать улицу, я просто решил убить пастора.

* * *
Я нашел Наставника, и он стал моим Наставником не только по глупой кличке. Он сидел на стуле со спинкой, опустив голову на грудь, и я не видел его лица, но представлял его пупок, и мне казалось, что я уловил связь между его взглядом и его пупком.
- Тебе необходимо сойти с ума.

Мы говорили очень долго. Начали издалека. Я несколько раз вскрикивал: "Я - убийца", но он, казалось, не обращал внимания: расспрашивал меня о спортивных новостях, о марках автомобилей, духов, моющих средств, о принципах рассказывания всяких историй. "Занятно, что происходят истории, все, что произошло, можно изложить понятно и отчетливо, и, наоборот: все, что можно рассказать - может произойти". Когда он поднимал голову, лампа отбрасывала тень на его глубокопосаженные глаза, и они казались двумя темными отверстиями у него на лице. Если бы я знал, что по этим черным коридорам отныне потекут мои две параллельные жизни: холодный трезвый расчет, тщательно продуманный план и безумие - параллельные прямые, встреча которых в пространстве Лобачевского.
- Представь себе архи- замысловатый лабиринт, он нарисован на бумаге, можно долго водить карандашом и никогда не пройти его, а можно бросить нитку, которая случайно ляжет от входа до входа - точно - не задевая углов. Случайно. Случайность - это безумие. Твое безумие. Тебе необходимо сойти с ума.

Как я нашел Наставника? Да очень просто и дико. Он оказался главным начальником разведки нашей страны, нашей удивительной Родины. Более того, Наставник - муж cтаршей cестры Президента и, плюс, оригинальный поэт. Ему было позволено экспериментировать внутри и снаружи. Нашел я его очень просто: сползаю на пол телефонной будки, скрип тормозов, из машины выскакивают двое и хватают старика, который говорил из соседнего телефона- автомата. Я безумно устал, не могу даже повернуть голову, у меня хватает сил только скосить глаза и заметить внимательный взгляд Наставника. Он из автомобиля наблюдает за происходящим - это берут вражеского агента, а наш Наставник, этот человек-галактика, любил сам наблюдать за выполнением даже простых операций. Была разработана гениальная схема-ситуация, в которой только агент мог поступить так, как поступил этот старик, и вот его хватают и тащат в машину. Я бегу за ними. Наставник, молча узнав меня, указывает на сидение рядом с собой. Я в автомашине. В ней уютно, прохладно и нежно как губам на материнской коже. "Губы из царства мертвых" - хрипит старик. Только шпион может быть поэтом в такой обстановке! Ему делают укол, а машина медленно трогается. Мы едем в главную контору. Наставник угощает меня сигаретами "Желтый сокол" - это у нас общее, я тоже люблю холодный табак. Мне хочется спать, я будто бы в забытьи (как всегда). Прихожу в себя у него в кабинете. Мы говорим о разных незначительных вещах и наконец главное: "Тебе нужно сойти с ума". Кажется я уже сдвинулся, потому что я мгновенно понимаю - меня вклеивают в разведку, как марку, обычную почтовую марку. Единственный способ избежать наказания за убийство - сойти с ума и попасть в разведку. Банально и глупо, как в кино. Ну и мудак же я! Если бы я писал книгу о своей жизни, я бы ее так и назвал: "Ну и мудак же я". Все что со мной происходит - глупо и пошло, как и я сам. Но я отправляюсь туда. Я отправляюсь разрушать существующее. Я буду эмиссаром ничто, законом исчезновения реальности. Наставник объяснил мне, что страна, в которой мы живем - это не та обычная страна, в которой мы живем - это, это абсолютная свобода от любой необходимости, вплоть до необходимости предикативного и предметного существования. Воплощенное семя мечты, то, что дает жизнь любому недовольству реальностью, любому уходу в себя, в сторону, в работу, в творчество. Все - это мы - ничто.

Я - пустой ничтожный человечек жалеющий себя, ненавидящий все и вся, нуль, муть, да к тому же еще убийца-неудачник. Да нет, не было никакой дурацкой ссоры, никого я не убивал. Я командир лесной базы. Я готовлю отряд к боевому броску туда. У меня красивая черная форма, похожая на скафандр (а, может и правда, все происходит на другой планете?). Я! Я! Я! Рядом с базой быстрая и холодная речка. На боевом авто мы с моей шикарной героической любовницей ездили туда купаться, я убиваю ее; и т награда за это убийство (любовь не для борца) - я разведчик, сумасшедший разведчик. Но, все впереди, у меня есть "впереди", я - победа; а пока я сижу в кабинете Наставника и он объясняет мне свою программу:
- Любая традиционная разведка - всегда согласие с противником, а значит поражение без боя. А я хочу победить. Рулетка здравого смысла - никакой гарантии. Мы пытаемся перехитрить противника, не выходя за границы реальности - поэтому находимся там, где не бывает победы. Всякий обычный шпион действует в расчете на, условно говоря, механический контакт с вражеской системой: он действует под прикрытием легальной легенды или, наоборот, в подполье, но в любом случае, он планирует свои действия как механику в механизме. Можно разобрать и разломать винтики и колеса, но это будет только переменой клавиатуры этого мира - молекулярная структура останется без изменений. Разыгрывать разведоперации как шахматную партию бесполезно и глупо. При любом уровне мастерства фигура занимает клетку на доске и ее можно вычислить и поймать. Ты сам был свидетелем. Разведка имеет ввиду ум вражеской контрразведки, которая, в свою очередь, следит за ее умом. Ум на ум - это как два белых флага, ни рыба, ни мясо. Выигрыш, проигрыш в такой игре - всегда переход к следующей партии, не больше. А что если попробовать сломать шахматную доску, нарисовать другую анти- периодическую таблицу элементов, принципиально изменить модель атома? Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Не совсем.
Наставник - поэт и муж старшей сестры Президента, и ему можно все, более того, поразительные успехи в борьбе с вражескими агентами настолько подняли его авторитет, что он практически единолично разрабатывал все планы внешней разведки. Как поэт он маниакально чувствует всю призрачность и лживость войны по правилам обычной логики.
- Это как разговор, каждый из собеседников имеет ввиду рассудок другого, в результате они говорят о суете и лжи.
Наставник грезит, он делает меня мечтой. Он выдумывает сумасшедшего разведчика.
- Победить разум - свой и чужой - можно только безумием. Это все равно что посадить паука в чернильницу и потом пустить по бумаге, чтобы он написал самое главное слово. Это, как если мы имеем исписанный черным по белому лист бумаги, зачернить его полностью и писать белым по черному. Это, как отрубить палец и вставить его как ключ в замок, и он подойдет, или бросить этот палец и выбить глаз вождю врагов. там у нас очень много агентов, но каждый из них просто винтик в чужой машине - они разумны. Ты будешь безумен. Ты можешь погибнуть в первую секунду, потому что ты ничего не будешь знать - все будет твоим бредом. Но ты можешь и победить, дойти до "Сердца Мира" и разрезать его на четыре части: чувство, волю, разум и безумие.
Наставник. Он учит меня - разрабатывает программу моей подготовки.
- Тебе необходимо сойти с ума. И тогда все призраки всех ночей будут на нашей стороне. Они вступят в бой, призраки всех ночей этого света. Ты - победа. Это риск; победа - всегда риск.
Наставнику можно все. Почему бы не попробовать заслать сумасшедшего разведчика? Ничто должно победить все существующее. Для этого я отправляюсь туда.
- Ты сможешь угадать наблюдателей, настоящих наблюдателей, только если твоя мания преследования примет сверхболезненные масштабы. Ты сможешь притворить свои идеи в жизнь, только если они будут сверхнавязчивыми. Твоя жизнь будет в безопасности - только если она станет маниакальной и сверхреактивной. МДП - Машина Думающая Правильно - Маниакально- Депрессивный Психоз. Возможно ты умрешь еще в процессе подготовки, тогда в разведку отправится твой призрак. Ты наш последний шанс, отчаянная надежда нашей страны - небытийного сердца мира, которое ты никогда не чувствовал и поэтому ненавидел все, что вокруг тебя, вместо того, чтобы ударить своей злобой по другим измерениям.

ПОДГОТОВКА СУМАСШЕДШЕГО РАЗВЕДЧИКА

Я закрываю глаза. Я открываю глаза. Я закрываю глаза. Я открываю глаза. Я, я, я, открываю, открываю, закрываю глаза, глаза открываю, закрываю, закрываю, закрываю. Что задает ритм? Не знаю. Что- то, что я не слышу, не вижу, не осязаю, что- то, нечто, ничто. Я перестаю различать, вижу ли я то, что вижу с закрытыми- открытыми глазами. Секрет ритма. Острые углы - черные и оранжевые. Мой взгляд размером с холодильник. Почему- то все очень плоское, расширяю угол зрения - да, да, - это плоскость, лист бумаги, рисунок: черные и оранжевые острые углы, потом массивная золотая цепь (якорного плетения), ее раскачивают как детскую скакалку перед тяжелым пурпурным занавесом. Побольше фактуры, фактов. Это всего лишь рисунки. Холеные белые руки Полковника (он занимается моей подготовкой) передвигают большие листы бумаги по стеклянному черному столу.

* * *
Вазелиновый (у тебя большими буквами) поток - вазелин моей истории идет легко и свободно. Я готовлюсь туда - я схожу с ума.

Мундир # 44
(Сборник выполненных упражнений по вербальной алхимии):
Инститорис
Бертфлет
Гутттен

Я схожу с ума. Воплощенное несуществующее - наша лесная база. Я схожу с ума. Это может продолжаться бесконечно долго, а может кончится прямо сейчас. Я могу умереть, но только в тот момент, когда стану сумасшедшим разведчиком настолько, что разницу между мной и моим призраком не заметят ни я, ни мы, ни они - враги, - а только их - врагов - глубинная сущность, тем хуже для нее - сущности.
- Представь себе - меня готовит Полковник - зеленый лес, длинное невысокое здание, сложенное из крупных коричневых камней с треугольной серой крышей, там за лесом - холмы - это лесная база. Ты командир боевого отряда "Небытие". У тебя шикарная героическая любовница Наташа.
- Представил.
У меня легко получается что- либо представлять. Если слово богатый как- то применимо ко мне, то только в сочетании - "богатое воображение", также как утверждают диетологи: молоко взрослыми людьми усваивается только в сочетании с клубникой, черникой и апельсинами, и никак иначе.
- Теперь - продолжает Полковник - представь себе фразу и словосочетание: "зеленый лес, треугольная серая, коричневые крупные, там за". Далее, представь себе- себе принцип связи этих слов. Ведь можно сказать: "зеленый лес, желтый лес, злобный лес, какой лес". Есть что-то общее - это шаг в сторону Главного. Движение к Небытию, спрессованному среди предметов - принцип соединения букв - это как план вражеских укреплений. Это банально. Тебе скучно, что поделаешь, борьба с основным противником - это большая скука. Чем более важные силы врага встают против тебя, тем тебе скучнее, это очень опасно, главное - не заскучать очень сильно.

В свое время Полковник несколько раз бывал там на задании. Тогда еще Капитан (он всегда настаивал, чтобы у него было воинское звание) вместе с агентом, которого он самостоятельно подготовил. С Трефом он пытался осуществить свой проект растворения Тамошней реальности. Позднее я встречу Трефа, и он многое расскажет мне о Капитане. Как сейчас помню: здоровый, бронзового загара, блондин с красноватым лицом. Он всегда немного посмеивался: "Ничего, "Голод", табачок, не даст мне сойти с ума. Ученые установили - никотин - единственное средство от шизофрении." Они, Треф и Капитан, планировали мини- вкраплениями в городской дизайн там перевести тамошнюю реальность в мерцающее поле- небытие. Позднее я столкнулся с плодами их деятельности - это помешало даже мне - Сумасшедшему Разведчику - меняло развитие моего Сюжета. Я - Сюжет. А Треф потом совершенно деградировал, перестал подчинятся Центру и пытался любыми средствами разрушить реальность - Капитану пришлось вернутся. Теперь он очень похож на Наставника, они даже говорят в одном стиле. Вот он сидит передо мной и я - это "он" для него и "он" - это "я" для себя, в его восприятии.
Я спросил его: "Почему ты куришь сигарету за сигаретой?"
"Это скорость" - был ответ.

Происходит моя подготовка. А сейчас я, условно говоря, в увольнительной. Я командир лесной базы, у меня черная форма, но сейчас я иду по городу в обычной очень красивой одежде (надо привыкать) в гости к Лене. Познакомились мы очень давно. Тогда я был похож на сломанное письмо (бывают сломанные фанерные письма. Отправитель: "родители", адресат: "могила". Виден ли закат из твоего окна? "Виден ли закат из твоего окна?" - я мечтал о девушке, которой напишу письмо, начинающееся с этих слов). Познакомились мы в кафе. Многое начинается, еще начнется, происходит и еще произойдет в кафе, кафе. Она была похожа на труп - я подумал, что это труп - она закрыла глаза и веки ее были засыпаны крошками. Теперь я иду к ней в гости, к Лене, к Лене. Нам с Эммой всегда мешали. Теперь я иду в гости к Лене вместо того, чтобы мечтать об Эмме. Лена связалась с пастором, он говорил с Богом. Он мутит и мучает наше Небытие. "Бог ли говорил с пастором?" Берем эту фразу, обстоятельство. "С пастором" можно заменить на "с пророком Иеремией", "с королем Артуром", "с Магометом", "со мной". Кольцо из букв - тренировка разведчика. Уже тогда у нас увлеклись буквами, а потом, когда я вернулся, буква уже была во главе угла - на всех экранах. Плевал я на все буквы и губы, любящие их. Я иду в гости к Лене.

* * *
Я иду в гости к Лене. Я хочу спать. Как всегда я хочу спать, как всегда, всегда, всегда. Я спал; проснулся. Что меня разбудило? - Ничто. Ничто, которое должно поселится у меня в мозгу, его я обязан доставить туда в реальность. Не могу думать - это хорошо. Не могу думать ни о чем, кроме своего предполагаемого будущего задания, но я иду в гости к Лене. Когда я с ней познакомился, то сразу полюбил эту девушку, правда ненадолго. Это стандартная структурная линия, формирующая никчемную жизнь - "сразу полюбил ее", а теперь она связалась с пастором. Между делом, между главным нашим делом, Полковник рассказал мне об этом человеке. С пастором разговаривал Бог или лучше, наоборот, пастор говорил Богу. Ему было мало самого главного: что- то, все - предметы, события, действия - существуют, и самую малость, которую мы должны выдумать - это, то что ничто. Есть что-то - соответственно, мы можем думать, мечтать "ничто". Нет, пасторчику, вот сволочь, этого мало, ему нужен Бог, которому будто бы есть дело до стиральных машин, социальной несправедливости, внешней разведки, женских бигудей, женских болезней и всего прочего, короче, всего того, что есть только с одной целью: мечтать "ничто". Этот человек придавал слишком много значения, прикладывал слишком большой смысл к Реальности и потому Треф, который тогда уже не подчинялся ничему кроме своего цинизма, решил уничтожить пастора, выбрав как профессиональный воин - самый действенный способ: морально размазать врага - убить его любимую ученицу Елену.

Когда мы познакомились, я почти сразу полюбил ее с первого взгляда. Я подумал: "полицейская сволочь в зеленом платье" (почти длинное, ниже колен, без рукавов). Она шла по узкому коридору между двумя рядами коричневых деревянных конструкций - столы с настольными лампами - библиотека. Нетрудно было познакомиться и подружиться. К сожалению, любви как события из любви- чувства не получилось, может быть, к счастью, к разведке. "Несчастная любовь - к разведке; хорошая примета", - часто повторял Полковник свою любимую пословицу. Ах, Лена, Лена, виден ли закат из твоего окна? Я хотел написать тебе письмо.

Я вошел в эту комнату. Она родилась из моего ожидания. Хотя нет, это была не комната, это был лес и поляна. Над лесом светило солнце. Или была комната? Ведь она сидела за столом. Стол на поляне в лесу - так быть не может, абсурд! Хотя ничего, кроме бессмыслицы и чепухи со мной никогда не случалось. Именно потому я люблю политические детективы.

Политика - вот, что придает смысл нашей жизни. Вот почему я пришел к этой девушке и сразу, без предисловий, спросил ее: "На какую разведку работал Иисус Христос?" Она улыбнулась и, показав белоснежные зубы, сказала голосом дорогой проститутки: "Хорошо поставленный вопрос - это половина ответа." Вот и все. Больше я ничего не ждал и ничего не случилось.

Ах, Лена, Лена, а теперь ты связалась с пастором, через него с Богом и должна погибнуть. Я иду к тебе в гости и еще не знаю об этом. Гораздо позднее, уже там, я встречу Трефа. О, тут целая история, как сейчас вижу: Треф - летчик, циник- разведчик: "Да, я убил Лену и научу тебя, как за это отомстить пастору". А сейчас в данный момент я люблю ее.
Любовь к месту.
Любовь к вещи.
Любовь к состоянию.
Я люблю ее, несмотря ни на что. Легко смирился с ее замужеством. А может быть: она вовсе и не выходила замуж и живет где-нибудь на южной морской границе нашего Государства, и мне лучше бросить сейчас все, не готовиться к разведке, не идти к ней в гости, а бросить все и - на юг, к морю, к подводным лодкам, к древним крепостям, к Елене. Но нет, я схожу с ума. Полковник под руководством Наставника готовит меня к важному заданию:

танк размером с лицо наискосок к носу.
Вперед на спиральную планету!
Чуть ниже обычный перевер-
нутый домик, а там пески и
моря - условно говоря - дорожный указатель.

Позднее, много позднее, когда я вернусь, мне будут намекать про другие планеты - по- моему, это ложь. А пески и моря - где? Там где я схожу с ума, или там, где находится мой ум во время этих упражнений, или там, на юге, где Елена? Но нет, я иду к ней в гости, точнее: к ним с мужем. Я в столице - значит: они тоже здесь, юга пока нет. Лена, Лена, я люблю тебя, иду к тебе в гости, а: вы с мужем, позанимавшись любовью, отдыхаете. Он курит, а ты дремлешь и видишь сон: тебе снится пастор - высокий подтянутый человечек с аккуратной бородкой и пристальным взглядом поверх очков, профессионально сползающих на кончик точеного-точечного носа. Он держит в руках мою фотографию, с ним говорил Бог, и он помог пастору достать мой секретный портрет: у меня на правой руке зеленая перчатка, а на левой - красная. В зеркале: у моего отражения левая рука в зеленой перчатке, а правая - в красной. Сон разделяет людей. Твой сон, любимая, пока любимая, который я могу видеть.

Пастор поет:
Сегодня он влюбился в вас
А завтра Родину продаст
Повтор:
Сегодня он влюбился в вас
А завтра Родину продаст
Повтор. Повтор. Повтор. Повтор. Так ты и умрешь во сне.

Треф раскрыл секрет машины, но тут же забыл его и поэтому только эпизодически может подключатся к Универсальной Связи Событий, и то, как ветер, не знает в какой момент это произойдет. Но приняв решение убить тебя, Леночка, с целью морального уничтожения пастора, просто сел на стул и выждал такой момент и без труда повернул вертолет, перевозивший бетонные конструкции на стройке к твоему дому. Бац! слетает, как неудачный директор, верхний этаж - ты мертва. Последнее, что я видел о тебе - твой сон, и я клянусь убить пастора, но это неважно. "Тебе необходимо сойти с ума" - сказал Наставник. Это, это важно, это главное.

Я рассказываю свою историю. Это моя легенда, мой шифр, моя конспирация, моя потеря трудоспособности. На самом деле, честно говоря... Очень трудно говорить честно, внятно. Невозможно убедить читателя в том, что я обычный служащий или безработный в обычном городе, в обычной жизни. Хожу, гуляю, знакомлюсь с девушками, читаю книги, вывески, газеты у соседей по сиденьям в транспорте, пью кофе, хожу в магазин. Позднее, когда я вернусь с задания, мне очень трудно будет убедить своих, которые будут гнать на экране текст моей истории, мне будет очень трудно убедить их, что я обычный, обычный, обычный.

- Слушай Максим!
- Меня не зовут Максим.
- Ты не нуждаешься в рекламе?
- Нет, в рекламе нуждается только то, что имеет одно лицо.
Я повернулся и увидел кроваво-красные буквы, которые буквально пылали в воздухе:

Ничто не может сравниться с красотой обнаженного женского тела! Ничто! Кроме женского тела в одежде фирмы N. G. A!

Все придуманное человеком имеет человеческое лицо.

Да, к тому времени у нас стали придавать много, слишком много значения буквам, одежде, изображениям, привыкли буквально понимать ничто. Ну, а пока я схожу с ума. Я и мое безумие сидим в комнате, нет, я и мое безумие лежим в комнате. Точнее: я сижу, оно стоит, оно лежит, я стою.

Винтик,
Шпунтик, пылесос.
Дьявол,
Революция, онанизм.
Альфа,
Бета, уголек.

Я и мой ребенок сидим в комнате. Точнее, я сижу, он бегает.

Ребенок - ящик.
Ребенок - истребитель.
Бэби - электростанция.

Я уже не иду в гости к Лене, ее убили у меня на глазах. Зайду в кафе. Точнее, верхний этаж дома (там в своей квартире была в момент катастрофы моя любимая) разрушен, следовательно, она мертва - делаю я вывод. И я совершенно прав, так и есть. Пока я сидел, лежал, бегал - сходил с ума под руководством Полковника, Треф ждал момента связи, а когда у меня выдался свободный вечерок - момент наступил, и вот нет больше Елены. Зайду в кафе, как тогда в будущем на задании (там я встречу Трефа и он мне все объяснит), поглощать пищу, есть. Впереди "туда" и "я" - это "он" для врага.
И легкое чувство голода вело его по городу, и потому-то он оказался в уютном баре, неподалеку от вокзала. После коктейля ему стало ясно - эти люди, тайны которых он приехал раскрывать, зашифровали все в одной фразе: "Аппетиты приходят во время еды".
Сейчас немного иначе. Аппетит пришел раньше. Зайду в кафе. Перехожу дорогу, на очень большой скорости несется машина, нет, меня не сбивают, просто мой обычный силуэт, мое отражение попадает под машину. Мое "я" мелькает в зеркальных стеклах авто. И так всегда в моей обычной истории - мой обычный силуэт, Зеркало.

Все-таки хорошо, что убили Лену, теперь у моего мозга будет больше времени и места, чтобы мечтать. О, Эмма, я мечтаю о тебе все свободное время.

В будущем-впереди я спросил ее о чем-то, не помню точно.
"Сколько бы ты не протирал зеркало, оно не станет прозрачным, но все боятся разбив зеркальные стены, увидеть ничто" - ответила Эмма и, добавив - "И я тоже" - взяла меня за руку. там, когда я буду там, она часто будет брать меня за руку, у нас будут реальные отношения - Эмма будет делиться со мной своими страхами и поэтому нужно спешить, я должен сойти с ума. Зайду в кафе поглощать пищу. Есть.
Сойти с ума, упражнения, упражнения:

О СМЕРТИ

Что я думаю о смерти. Два раза в жизни мне казалось, будто я знаю, что такое смерть. Казалось - не так - я знал. Бывает придумаешь, услышишь, прочтешь, а бывает знаешь, как знаешь слово "белый" или "белая стена". Все это ерунда! Мертвые ямы. Мертвые лопатки. Мертвые груди. Мертвые ключицы. Мертвые уключины. Смертные действия. Леса. Леса. Лес. 14 тысяч раз лес, тогда можно представить сплошную зелень. Ледокол. Луна. 10 танковых дивизий. Антропология. Любовь. Общество. Тогда можно представить шишку, обычную еловую шишку, но живую как человек. Она умеет говорить и передавать сокровенное знание. Перепады давления. Неожиданная осень. Наркотики. Наследство из космоса. Тогда можно понять, как узнаешь от шишки самое главное. Самое точное. "Когда ты умрешь элементы твоего тела станут удобрениями для зеленой зелени этого зеленого леса." Но есть молекулы, атомы, электроны, протоны, нейтроны, нейтрино, кварки, глюоны, неопределенность - а есть элементы. "Соответственно, элементы твоей души разложатся на составные части и войдут в атмосферу ощущения этого места." Это место. Душа. Оптический прицел. Предательство. Альфонсизм. Бедность. Отказ. Сволочь. Тогда представь: "Душа - это место". О СМЕРТИ.

Чужой, чужой как стеклянный столик на ощупь. Я уже здесь в кафе. - Чужой. А впереди Эмма. Ты как гвоздь, изящный и галлюцинаторный, на котором висит абстрактная картина моего счастья, возможного счастья. О смерти. Умру ли я? Да! В будущем? Да! В ближайшем будущем? Неизвестно... Сколько нужно думать о смерти, о своей и чужой?

Пиф- паф, ое- ой! 13 тысяч раз "пиф- паф" - 10,5 тысяч трупов. Чужая смерть. Сколько нужно думать о смерти, чтобы научится выстраивать тонкий расчет на человеческую ложь, трусость, лицемерие, предательство, вообще - слабость. Это как подпиливать мостик через горную речку чтобы он сломался и враг упал бы на самые острые камни своей смерти.

Упражнения. Упражнения. Порядок. Распоряжения. Беспорядок. Беспоряжения. Ложь. Улица - два шага. Кафе. Столик. Улица. Кафе. Улица. Кафе. Улица. Кафе. Улица. Столик. Шаги. Столик. Шаги. Стул. Сумасшедший разведчик. Разведка. Меня вклеили в разведку, а на самом деле...

На самом деле: все обычно. Весна, которая никак не может наступить, вступить. Обычный город, обычная жизнь, обычный сильный холод. Выходим из машины. Холодно. Заходим в бар. Мой любимый бар, также здесь любят собираться бывшие и нынешние сотрудники тайной полиции. Если бы я хотел условно назвать его, то условно назвал бы его "бар на Лестничной улице". Заходим. Смотримся в зеркало. "А мы смотримся рядом - я и любимая женщина, любимая женщина моего друга?" Все обычно, рутинно, повседневно - контора желаний. Бумаги, информация, заключение. Заключенных не бывает, только прогулки заключенных на стене, по стене. "Денег у тебя, конечно, нет. Да- а... Значит, кампари со льдом, а мальчику - сок." Обычный сильный холод. Разве бывает обычным что-то очень сильное? Холод как пулемет насквозь. Контора желаний. Санкции, утверждения, доклады, бланки переживаний - серпантин в гору, под гору, по горе, внутри горы. Матрешка. Все нарисовано неумелой или неумело дразнящей рукой.

Все гораздо проще. Я вернулся к Полковнику и продолжил свою подготовку. Зашел в кафе и сразу вышел. Здесь не должно было произойти никакого эпизода: столы, стулья, стулья, стулья и стены не имели никакого цвета. Эпизода не произошло, ничто не помешало мне готовиться дальше и мечтать об Эмме, готовиться к мечте и мечтать. Правая стена - зеленая, левая стена - черная, передняя - красная, задняя - оранжевая. "Угадай, кому сколько лет?" - это чуть в будущем, чуть позже, чуть- чуть впереди. Я заснул, я проснулся, заснул, проснулся. и т.д. В данный момент "я заснул" или "я проснулся". Передняя стена - черная, левая - зеленая, правая - красная, задняя - фиолетовая, нет, красная. В центре комнаты кубический плакат, на каждой стороне которого - надпись, причем, сделанная с такими подобранными цветами, что читается мгновенно - сверхскоростное восприятие. "Угадай, кому сколько лет? Кому из нас сколько лет? Я - правая стена, я - левая стена, я - задняя стена, я - передняя стена. Угадай, кому сколько лет?"
Подготовка. Готовлюсь к простой цели, чтобы: в комнату вошел Цезарь. Я не помню как выглядел бюст Цезаря в школьном учебнике истории, но я сразу узнал его. Гай Юлий Цезарь - полководец и видный политический деятель Древнего Рима. Первый император. "Та-а-к, в комнату вошел Цезарь - начинает сказывается моя подготовка" - подумал я. Мой сюжет, романтика? - это непрозрачная, бесцветная и лживая подвенечная фата суеты- реальности. Как красиво, красиво сказано! Нет! красиво как сон, который предстоит увидеть в будущем.

Пароль:первая ступень - ничего незначащая или обычная суетливая фраза, слово;
отзыв:первая ступень - "Что это значит?"
Пароль:вторая ступень - "Ничего";
отзыв:вторая ступень - "Ничего?"
Пароль:третья ступень - "Ничего, не больше и не меньше";
отзыв:третья ступень - "Не больше, точно?"
Пароль:ступень номер 4 - "Точно";
отзыв: ступень номер 4 - "Не меньше, точно?"
Пароль:ст. # 5 - "Точно"
И дальше продолжается ничего не значащий разговор.

В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.

Полковник своим сухим голосом- штопором вкручивает в меня: "Цель твоей подготовки - выяснить с чего все началось, цель твоего задания - понять чем все кончится." И так много, много раз. Много, много, много. Слова Полковника создают впечатление непрерывности, но не более чем другие буквы на движущейся бумаге. Кольцо.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Я в своей комнате. Кровать, стол, стул, тумбочка, шкаф. Четыре метра до потолка, на котором кровать, стол, стул, тумбочка, шкаф. Меня нет в своей комнате, той, что на потолке, т.е. в которой пол моей комнаты где я в свой комнате является потолком, и на нем я в своей комнате, кровать, стол, стул, тумбочка, шкаф. Меня нет в моей комнате. Я в своей комнате. Она размером 1, 5 на 3, 20 м, в узких стенах, что напротив друг друга (я в своей комнате и не могу ее описать: "отлично" - маскировка) двери и между ними полосы плотной блестящей бумаги - Кольцо - тянутся и тянутся, приводимые в движение механизмом "Ничто", и буквы, буквы, буквы.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Кольцо.
Бесконечно. Если бы это мое любимое бумажное кольцо падало с неба, то уходило бы за края любого взгляда. Ангел. Мой ангел- хранитель в своем паденье, в своей бесконечности. Он будет хранить меня во всем необозримом будущем, будет хранить меня, мой ангел- буква:
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.

Идет подготовка. Происходит упражнение: "Присутствие - маскировка, отсутствие - маскировка, присутствие - маскировка." От чего сходят с ума? От неожиданности или от однообразия? Я в своей комнате. Меня нет в моей комнате. Пол, потолок. Потолок. Пол. По-по-по-потолок. Поооо-по-пол.

Проверка композиции.
Вазелиновый поток, вазелин моего сюжета превращается в плоскость. Вазелин трансформируется в плоскость, в архетипический принцип двумерности. Это рисунок. Каплевидное лицо Полковника возвышается над ним. Мой учитель держит листок бумаги - проверку композиции - в руках. Его изящные пальцы просвечивают сквозь двухмерную белизну. Его лицо похоже на каплю, точь- в- точь, если отбросить свежий лампочный цвет кожи, серую глубокую лесистость бороды и хроматичность глазных впадин, то получится капля, аэродинамическая капля, порожденная ускоренным движением жидкости в газообразном трехмерном пространстве. Проверка композиции - плоскость. Если расширять взгляд от двух к трем измерениям можно увидеть лицо Полковника. "Контрразведки всех измерений заглотят твое безумие как сырье для своих алфавитов, но все их алфавитопроизводящие машины разрушаться на молекулярном уровне - буквенная агрессия по субатомарным линейностям. ОГОНЬ. ПЛИ! Эти слова не имеют никакого отношения к моему будущему, к реальным событиям моего будущего задания, но в конечном итоге можно остановится на формулировке: "происходит нечто непонятное." "Правильно" - улыбается Полковник и опять: каплевидное лицо, сухой голос. "Цель твоей подготовки - выяснить с чего все началось, цель твоего задания - понять чем все кончится."
И опять: в своей комнате меня нет в моей комнате. Танец, состоящий из вращений, может ли иметь цель? Нет. А два танца состоящих из вращений, три, четыре, пять? Эта комбинация может иметь цель. "Правильно" - Полковник доволен. А на что он сказал "правильно", чем он доволен? Не помню? Не знаю? Не помню или не знаю? - удачное положение.

В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.

Да, в будущем, а что в настоящем? Этому редко придают значение. Правильно. Нужно еще реже. "Правильно" - я мысленно повторяю акустическую интонацию Полковника.

В настоящем: зима в городе, белая как бывает только в ностальгических воспоминаниях. Город из высоких домов, широкая оживленная улица, условно назовем: "проспект". "Как проехать в кафе "Багдад"?" Судя по белизне - холодно, но не очень, тем более я тепло и ярко одет. Она стройная, судя по всему, очень стройная, хотя теплая одежда мешает рассмотреть фигуру. Раскрасневшаяся на ранне-утреннем морозе. Раннее утро, поэтому трудно внятно описать обстановку. Во всяком случае, если бы я кому- нибудь рассказывал эту историю, то начал бы: Стройная, она приветливо отвечает: "Кафе "Багдад"? Вам нужно перейти на ту сторону и поехать на любом троллейбусе туда." Сопровождая приветливость слов изящными движениями рук в черных перчатках. Черное пальто, черные перчатки, черная шаль, личико свежее как стройное яблочко. Наверное, я очень глупо выгляжу со словами: "А мне, пожалуй, в другую сторону." Отходит. Сначала говорит: "А, понятно" и делает несколько шагов в сторону. Мороз мешает точно идентифицировать интонацию ее голоса. Я делаю шаг, один, второй, к ней, к нам приближается металлическая конструкция на колесах, приводимая в движение электричеством из параллельных проводов висящих над улицей, условно назовем это, нет, не условно - это и есть троллейбус. Заходим. Садимся рядом - я сажусь рядом с ней. "Нельзя, (и еще какое- то слово, я не запомнил) я на работе." Перехожу на сиденье у нее за спиной. Спираль. Спиралевидная планета наслаждения. Секс - спираль. Нет, секс - это действие.

Небольшое тактическое отступление, совсем незначительное только в сознании. только мысленно: вспоминаю "Цель твоей подготовки - узнать с чего все началось, цель твоего задания - понять чем все кончится." Нет, нет, нет, нет. Моя задача - узнать тайны, за которые меня убьют. Знание вступает в силу быстрее, чуть- чуть быстрее, чем приговор. Следовательно: я успею победить. Отступление окончено и, казалось, вся сущность моего мозга, моей моторики, моей физиологии, вся сущность пытается помешать мне в настоящем. Вся гордость, вся мания преследования, вся музыка величая мешают мне. Ничего, будущее будет значительно короче чем настоящее.

Все мои желания мешают мне рассказать о том, как я сажусь у нее за спиной и начинается спираль, спиралевидная планета в половом центре моего тела. Будь проще - народная мудрость - буду проще. Она берет меня ласковыми, вибрирующими пальцами за половой член изнутри. Это наслаждение, это в тысячу раз больше чем слово "наслаждение". Троллейбус движется через город по широкой зимней улице, мучительно, со стоном голова потеет изнутри прохладным и стремительным вертолетным потом от переизбытка кайфа. "Как тебя зовут?" - с напряжением. В ответ: "Нельзя сидеть рядом со мной, я на работе."
Эмма. Как мучительно приятно это адское напряжение, мешающее мне думать о тебе, даже хуже, оно заставляет меня предположить, что это ты, Эмма. Лучше не бывает, ее черная спина в драповом пальто казалось вибрирует потусторонним теплом посюсторонней зимы. Это не танец, это движение воды сквозь почву. Бездна ощущений, а сам факт ничтожный: я встаю и иду за красивой девушкой. Чтобы ты не делал: наслаждался, клеил коробочки, вытачивал детали - делай это так: уходи в свое занятие так глубоко, чтобы забыть: кто ты есть и что ты делаешь - учил меня Наставник.

С широкой улицы, условно называемой "Проспект", мы свернули, свернул троллейбус. Она выходит, я за ней. Буквенная геометрия узких улочек между домов средней высоты с большими окнами. Город. Как я устал - "очень" или "не очень"? Если считать за последнюю неделю - "очень", если считать за текущий день - так чуть-чуть. Мы идем вдоль здания, которое отличается от остальных соотношением своих фронтальных параметров и размеров окон, и особенным, не кирпичным характером поверхности стен. Заходим. Свою стройную провожатую я теряю, не успев дойти до второго этажа; она сворачивает в коридор. Я поднимаюсь, смотрю в одну сторону, в другую - ее нет. Вполне возможно она зашла в одну из комнат за белыми дверьми. Замедление ритма: если бы по прошествии долгого времени я проанализировал этот факт - ее исчезновение, я бы подумал: "Она зашла в одну из комнат." Здесь и сейчас - это не важно, даже хорошо - добавляет загадочности, усиливает таинственность, разбавляет банальную динамику происходящего. Спускаюсь на первый этаж; нечто вроде приемной или зала для заседаний (или танцев?) - стулья стоят по периметру вдоль стен. Спустился на первый этаж. Выше второго я в этом здании никогда так и не побывал, хотя думаю, это было несложно.

На стульях в разных углах сидят девушки-подростки с усталыми, и, кажется, красноватыми лицами в основном блондинки. "Это все связано с сексом" - мысль, буквы, плакат - не знаю, скорее всего, мысль: "Это все связано с сексом." Спускаюсь на подвальный этаж: от подвала в нем только низкие потолки, в остальном больница как больница. Захожу в туалет, там я один, но когда я сижу на толчке меня просвечивают и греют невидимые лучи, приносящие релаксацию моему наслаждению, о котором я уже успел забыть. Меня прочитывают на таком уровне существования частиц моего тела, что невозможно отличить их корпускулярную природу от волновой. Выхожу из ватерклозета: там голубой кафель, здесь белые стены. Раз больница, то должно быть кресло- каталка. Какой я ковбой! Сажусь в него, резкое движение вперед, круто повернуть, бац, задний ход - пой, ковбой, пой. Припев бодрости и таинственной самоуверенности. Люди - толстые тети в белых халатах: "Вам плохо, Вы не можете ходить?" Как хотелось бы сейчас проявится как глубокая личность, но люди для меня разделены на тех: от кого я чувствую ласково загадочные, немного пугающие своей необычностью, Лучи, подобные тем в туалете, и на тех от кого я таких лучей не получаю. Все происходит быстро или медленно? Лишний вопрос. Сижу в кабинете, нога на ногу. Бежевые стены. Кажется, какой-то портрет или таблица над головой у моей престарелой собеседницы, другая стоит на углу стола. Я успеваю что-то рассказать о Лучах, как они прекрасны - Лучи. Этим людям не понять страха перед таким счастьем. Все очень просто, жестоко и резко: если бы у меня был воображаемый как структура атома собеседник, он бы сказал мне: "Ты раскрыл тайну, Лучи - это и есть тайна." Но его нет и я принимаю решение; быстрее, чем это определяется понятием "принимать решение". Наклонившись над столом быстро на выдохе говорю: "Без представителей тайной полиции я ничего не буду говорить." Их руки к телефону. Деловито отвечают: "Хорошо, сейчас приедут." Ждем. Что происходит? Скорее всего я сижу нога на ногу, немного согнувшись, широкие черные штаны, красно- фиолетовая куртка, симпатичное лицо, аккуратная, но взлохмаченная прическа. "Как я красив!" - вот в чем самое зловещее в моей истории. Они уже приехали, заходят. Двое в обычной форме: один блондин лет тридцати пяти с удивленным лицом, другой - я его не замечаю - так, серое пятно в памяти. Третий в меховой шапке, темное пальто с белыми будто бы блестками, но без блеска, просто белые, высокий с пухлой папкой. Он берет, стул садится напротив меня, также боком к столу как и я, только другим боком. У меня правая рука на столе, левая - в боковом кармане расстегнутой куртки, у него левая на столе, правая барабанит по темно- коричневой коже папки-портфельчика; нога на ногу, как и у меня. Смотрит мне в глаза, у него внимательное лицо. Я пытаюсь провести физиогномический анализ, только пытаюсь, чуть-чуть. Испуган? Удовлетворен? Ищет подход? Занятия физиогномикой Полковник всегда проводил в долине, рядом с Лесной базой и только когда был туман, считая, и совершенно справедливо, что "потребность в анализе внешности собеседника может возникнуть только в тумане." Туман в голове, туман в сердце, туман в пальцах, туман в желудке, туман в ногах, туман между ног - к этому я готов, а к Лучам меня никто никогда и нигде не готовил, а зря, потому что теперь они не скоро, возможно уже никогда не появятся. Меня уводят. "Увозим" - говорит высокий в шапке и один за другим, гуськом: блондин, незаметный, я, со своей покорной и заинтересованной походкой; замыкает шествие этот с папкой. Провал в ощущениях. Потом, мы на улице. Блондин смеется: "Ты уже три дня вокруг нас бегаешь." Надо бы это обдумать, но мозги у меня высохли от бессонницы. Высохли, бодрость, нездоровая усталая бодрость. А дальше автомобиль. Меня возят как мусор, как президента, как зверя, как символ. Я - символ для себя. Но настоящее - это когда не бывает "дальше". Блондин довольно ухмыляется, высокий в шапке спиной ко мне, кажется я никогда больше не увижу его лица. Садимся в их тесную кубическую машину. "Наденьте наручники" - как жалко звучит моя просьба. "Еще успеешь" - смеются. Меня привозят в какой-то снежный дворик, похожий на асфальтовый угол для наказания. "Детей ставят в угол, цветы на подоконник" - напевает Бог на небесах.
Ступеньки, крыльцо, дверь, вывеска, перпендикулярная стене с номером. Цифры здесь и всегда имеют большое значение. Лист бумаги формата А 4, складываю вдвое. "Ручка у меня есть"- как я жалок. "Пиши все, что знаешь." Мой ответ: Страх, спать.
Комната как развалины подводной лодки. В центре нечто среднее между кожаным диваном и деревянной скамейкой - резкое счастье на уровне моего убожества,. спать. Мелкий рисуночек на выданной бумаге, мысленно: "У этой ручки очень тонкое письмо." Комкая листочек, который был листом я бросаю в угол, на "подводной лодке", там, в углу, был бы пульт управления торпедами. И вот я снова на подводной лодке или я просто закрыл глаза? Спать, не снимая своей красивой красно-фиолетовой куртки. Красота на уровне моего убожества спасет войну, которая, в свою очередь, всю жизнь спасает меня от ожирения. Спичечный коробок под голову, чтобы не жестко было спать на деревянном подлокотнике - трогательно. Спать, спать, спать. Без слов, без снов, без слов, без снов. "Небольшое ожирение мне предстоит" - мини- бегство в будущее. Да, из меня сделают немного жирное ничтожество, ненадолго, но сильно и обстоятельно. "За тобой приехали" - вся речь, все слова, все буквы, весь смысл - все вне меня. Как и в случае с пастором "за тобой" можно заменить на "за сеном", "за мебелью", "за истиной". Эх, приехали. Выходим на крыльцо - по прежнему асфальт и белый снег, из новостей - солнце. Я чувствую себя свежее, а машина, на которой меня повезут более прямоугольная, чем та, которая везла сюда. По прежнему довольно-удивленная ухмылка блондина: "Что на таких еще не ездил? Пора." "Вот тебе и Лучи" - если бы так сказал, мой милый взрослый блондинчик, то я накрасил бы лицо черной-черной краской и мы сыграли бы в Отелло и Дездемону.
У меня злое лицо - поздно делать злое лицо, давно пора делать деньги. Я так и поступил в течении некоторого времени и став богатым решил, что смогу найти Эмму, но деньги могут всего лишь купить тебе в подарок взмахивающий флажок маленького миражика и о нем ты будешь тосковать всю жизнь. Так была произведена реальная подоплека трансдентальной Эммы. А сейчас, в настоящем - бесконечно долгий экскурс из ничто в настоящее продолжается - меня везут в прямоугольно- параллепипедном автомобиле с белыми непрозрачными стеклами, везут в первый раз.

Привезли в тюрьму, за городом. Зимой если где-то много снега - создается впечатление: "за городом". Тюрьма за городом - предел моих представлений о романтике в виде неадекватной реакции на непонятное происходящее. Машина Думающая Правильно - МДП - Маниакально Депрессивный Психоз в обычном городе, в обычной жизни. Романтика - это лживая и навязчивая подвенечная фата суеты.

Я искал Эмму. Очень просто. Зимой бегом к прохожей старухе. "Дайте спички" - коробочек из старушечьей ладошки в мою руку - она в кулак. "Я Вас ненавижу, я вам всем покажу" - со злобой - это я борюсь со своим страхом. Пока он побеждает, ему удалось выгнать меня из моей комнаты. "Что-то вы очень обозлились, молодой человек" - скрипит пожилая прохожая. Все это происходит на широком бульваре между двумя рядами высоченных домов, домики обычные - жилые. Спички я не отдаю, хоть что-то зажал руками, за что-то ухватился изнутри этой неопределенности под названием "три измерения". "Я на войне, я на войне, я - герой" - там в комнате четыре стены, плюс пол и потолок. Здесь на открытом пространстве три измерения - вот цифровая разгадка клаустрофобии и агарофобии.

"Я - герой, я - герой" - но меня привезли и когда я понял куда, то поздно и неуклюже пытаюсь выбить дверь. Но поздно - меня крепко держат за руки. Поздно. Поздно.
Но причем тут поздно. Мы с Полковником занимаемся моей подготовкой, у нас общее небытийное дело и время: поздно, рано, сейчас, уже - нам не помеха. А мешает нашему главному делу, нашей борьбе совсем другое - главная коварная тайна всего существующего мира, всей объективной реальности, данной нам в ощущениях - здравый смысл, его коварство и любовь двигают подвижные часы реальности. Когда я был один я пытался его ненавидеть - безуспешно, а теперь Полковник, обученный дипломированным Наставником и опытом реальной работы, специалист по разведке объясняет мне:
- Самое гибельное в любой разведке основа традиционной разведки. Это то, о чем не говорят, даже не думают и не имеют ввиду - это находится на уровне молекул мозга. Условно, очень условно мы можем назвать это: "здравый смысл". Как оно проявляется на микроуровне? Также как принципы связи атомов кристалла проявляются в структуре алмаза. Слушай внимательно: пример из стандартной практики легальной разведки. Мы засылаем агента под видом сотрудника посольства, естественно, как правило, контрразведка противника заранее знает, что он разведчик, традиционный разведчик - за ним следят. Тончайшие нюансы его подготовки рассчитаны на то, что в условиях слежки он сможет выполнить секретное задание так, чтобы следящие не раскусили его секрет и выполнить кроме того, грубо говоря, правила хорошего тона разведчика.
- Да, занятно, - хмыкаю я.
- Да, да, правила хорошего тона. Проверочные маршруты. Первое время после прибытия, он, как культурный дипломат посещает концерты, музеи, театры, приемы, много ходит пешком и прорабатывает тем самым свои проверочные маршруты - все время ходит разными дорогами изучая геометрию окружающего пространства. Смотри...
Загорается экран. На нем изображение соответственно лекции Полковника: геометрические перипетии городских улочек, переулков, проспектов, сквериков, зарешеченных садиков, проходных подъездов, стадионов и т. п. И он объясняет мне, что агент во всей этой вселенной выбирает траекторию своего движения так, что периодически имеет возможность на поворотах полностью захватывать панораму того, что происходило секунду назад у него за спиной, досконально фиксировать всех вражеских шпиков, - хмуро закусив губу, Полковник сделал небольшую паузу - которые пасут его на этом безумном пастбище под названием "Разведка".
- Смотри - спокойно произносит Полковник - здесь мы поворачиваем во двор музея и через решетку забора мгновенно видим всех, кто идет за нами по этой и той стороне улицы - у Полковника не такая аккуратная речь как у Наставника, но он также страстно влюблен в Разведку и передает мне ее дух; единственное, что мне от него нужно, мне - Сумасшедшему разведчику.
- Те кто за ним следит знают, что он знает, что они за ним следят, в свою очередь, он знает, что они знают, что он знает; и бесконечная цепочка этих "знают, знают, знают" обволакивается вокруг здравого смысла и хорошего тона. Он выбирает точки, с которых может обозревать панораму слежки, не совершая действий и телодвижений, открыто репрезентирующих его намерения; он не может просто оглянутся или даже остановится завязать шнурок и осмотреться, по одной простой причине - это нарушение хорошего вкуса в Разведке.

Происходит подготовка Сумасшедшего разведчика, а между тем призраки всех мертвых контрразведчиков вылезают из электронных пучков, бегающих по лампочкам, часам, экранам и зловеще потрескивают:

Тени исчезают в полдень
Полдень не наступит никогда
Тени исчезают в полдень
Полдень не наступит никогда
Солнце не заденет вертикаль
Мы тени
Мы будем рядом всегда
Мы будем тебя пугать
И ночью и днем
По углам и деревьям
Мы будем тебя пугать

Они нервничают и распыляются чувствуя в своих райских сферах, что Полковник выковывает и выдает страшнейшую тайну (тайну нельзя выковать, выковать можно оружие): меня - Сумасшедшего разведчика.
- Человек озирающийся когда идет по улице не может быть разведчиком ни в своем представлении, ни в своем отображении в следящей системе. Это моветон. Если он работает под крышей посольства - его высылают, без всякого объяснения, если он нелегал - его беспричинно арестовывают. Мы тратим массу времени и сил на подготовку агента, чтобы с помощью проверочных маршрутов он изыскал возможность периодически исчезать из поля наблюдения врага и выполнять, непосредственно, свою секретную миссию. Естественно, мы добиваемся успехов, но это все равно, что пытаться обмануть теорему Пифагора (теорему нельзя обмануть), добиться ошибки в измерениях у вражеской машины - пустяк по сравнению с бастионом здравого смысла, перед которым мы постоянно капитулируем.
- Какая же альтернатива? - спрашиваю успешно изображая наивное лицо, наивный голос, наивное сердце.
- Представь себе городского безумца, блаженного, инопланетянина - он вприсядку бежит по городу, останавливается и подпрыгивает через каждые два шага, кувыркается, вращает головой, падает на землю и замирает на мгновение или на час. Одним словом, отплясывает танец Веселого Дыма со Старшей Сестрой на расстоянии. Это ты - наша надежда, наш Факел Небытия. Конечно, так, все только метафоры, во внешнем проявлении ты будешь уходить от слежки, приходить на явки, проникать на секретные объекты... - но ты будешь безумен и ты будешь нести свое безумие как болезнь атомов, которая превращает их в мерцание. Твое безумие, независимо от твоей воли, будет вербовать: деревья, секретарей, фонари, обычных людей, ходячие двери и все, все, все, что есть. И пляшущие человечки, мерцающие мозги, изображения без материальных носителей будут заполнять Город и к точке Победы, окончательной Победы, когда ... вся Старшая Сестра войдет во вражескую столицу ее будут встречать все танцующее раскореллированное городское безумие.старшая.сестра, Эмма. О ней ты всегда мечтал и постоянно мечтаешь. Старшая Сестра - женщина одной крови с тобой, старше тебя, власть над тобой, само слово: "власть" - женского рода.
Она аналитично и архитектурно красива, но это как здравый смысл. Женская красота вообще легитимна в нашем мире и против нее мы бросим красоту твоего безумия, безумие твоей красоты.

Я и полковник. Полковник говорит, я слушаю. Я и полковник. Я, полковник. Я, полковник. Я, полковник. Перебираем все возможные сочетания "меня" и его "одно", из них: "Я - полковник."
Кто говорит? "Старшая Сестра, о, Старшая Сестра. Женщина старше тебя, одной крови с тобой - вот, что такое власть, от которой не уйти. Женщина. Мы все внутри женщины, мы никогда не рождались, не родимся и не умрем, мы просто переходим из тела одной женщины в тело другой. Свою Старшую Сестру я звал Эммой. Чтобы ни происходило, она всегда была рядом, она была вокруг. Я был в ней".