Из цикла "Сумерки"

1.

Сумерки смысла в мозгу сливаются с синевою

над головой. Согласные рвутся на волю -

встать после гласных. Злятся, силятся слиться

с чем-нибудь столь же глухим. То же самое лица -

прячутся в тень, стесняясь теней под глазами.

Или слова. Что бы вы ни сказали

или подумали - все сольется с молчаньем.

Все бесконечней зима, все темней и печальней.

Снег под ногами делает неотличимым

шаг в темноту от шага к краю пучины.

Лик и личина путаются корнями,

как причинное место и тоска без причины.

Всякая тварь стремится прикинуться дверью.

Всякая дверь норовит обернуться твердью,

просто стеной. Просто местом, где бродит эхо

независимо от молчанья и криков "Верю !"

Сумерки смысла. Вечность страшней, чем зараза.

В моде житье наугад - одноразовый праздник.

"Все бы тебе притворяться не знающим меры" -

скажешь своим зеркалам, вспоминая о смерти.

Кстати, о смерти. (Вот уж, действительно, кстати.)

Память о ней не значится в аттестате

зрелости в качестве одного из предметов

лишь потому, что ее не измерить в метрах.

Кстати, о памяти. Давешних лиц неизбывность -

вот что не спутать ни с чем. Как говаривал в бытность

Екклезиастом один из моих знакомых :

"Все - суета". Но пока ни одно не забылось.

Все растворяется - страсть, старательность, старость,

как стратостат в вышине. Брести ли со стадом

или звенеть колокольчиком чуть в отдаленьи -

все растворится. Смирись. Преклони колени

перед величьем взаимного перетеканья.

Время молиться. Время расспрашивать камни

об обрастании мхом, о стремленьи воды просочиться.

Время складывать числа и время у них учиться

древней науке - слиться, но не смешаться.

Время ума занимать и время - его лишаться,

чтоб, наконец-то, пусть пока неумело,

слиться с тобой, чей бы облик ты не имела.

 

2.

 

Чайке

Поздние сумерки с видом на раннюю осень.

Время зонтов, плащей, носовых платков,

время подпрыгнуть на месте и грянуться оземь

у живого огня, горящего испокон.

Время предсмертных записок, легкого недомоганья,

одиноких прогулок, снов, чаепитий впотьмах.

Время рубить письмена туземным своим томагавком

в скальных породах. Время не понимать

смысла простейших фраз, типа "прошу прощенья" или

"разрешите присесть". Долго молчать в ответ

и уходить во тьму. Время спасать Кащея

от дурачка с кладенцом, выросшего на ботве,

да на пареной репе. Время заняться деленьем

возможности складывать на желание умножать,

но оказаться вычтенным. Слушать шелест деревьев,

ритмический скрип кровати с верхнего этажа,

собственное дыханье. Пытаться придумать правду

об утреннем пробуждении, о дверных косяках,

о человеческой жизни. Верить Богу как брату,

но любить чужую сестру. Повсюду ее искать,

дожидаться снега, бояться не ошибиться,

спрашивать "Кто там?", глядя в зеркало, не получать ответ.

Являться живым примером удавшегося самоубийства

через повешенье. Верить, что этот свет -

дневная его сторона - повернута к нам спиною.

Что же касается снов и смерти, то в этот раз

им не догнать тебя, летящую надо мною,

и не спасти меня, привыкшего не сгорать.

 

3.

 

Чем бы дети не тешились - лишь бы были.

Слово не воробей - ни с того, ни с сего не летает.

Но уж если вылетит, то назад не жди. На хромой кобыле

не всякого можно объехать. Сплетаясь и расплетаясь

перетекают друг в друга мысли. Столбики вдоль дороги

не знают, куда ты едешь. Да им и не интересно.

Воздух опять подрался с землею до первой крови

и от этого стало соленым, что было пресным :

слезы, воды в морях, течения океанов,

огурцы в кадушках, висящие на веревках

вяленые рыбешки, мелочь внутри карманов

и руки снаружи. Солнце среди березок,

сердце в груди. Всего и не перечислишь,

что так и лезет в глаза, разрывает тебя на части.

Сиди и царапай гвоздиком : "Всем лечиться".

Ведь все еще впереди, а не только счастье.

Сколько волков не корми, а медведь услужит -

и, никуда не денешься, подохнешь простой собакой.

Только поймав крючок вспоминаешь, где было глубже,

если ты рыба. А если нет, то считаешь это забавным.

Но прекрасно провяливаешься, будучи тоже подвешен

вместе с прочими на веревочке. Хочешь вейся,

хочешь ищи конец, но пойми, что и он не вечен.

И поверь, наконец, в того, кто тебя подвесил.

 

4.

 

Жить, задыхаясь от боли. Не доверять себе

ни ножей, ни веревок. Всегда запирать балконы.

Следить за собой ночами с заброшенной колокольни

и прослушивать телефон при помощи КГБ.

Останавливаться в метро для проверки своих документов

посредством землянина в форме. Не выключать

свет по ночам. Поначалу всегда молчать

при встрече с любым обитателем Ойкумены,

а прощаясь шарахаться от протягиваемой ладони

и убегать - стремительно, неожиданно, хохоча.

Отвечать спокойной улыбкой на любые вопросы врача,

поскольку ты, а не он, ты - ушел от погони.

Всегда и всего бояться - циферблатов, цветов,

маленьких и бестолковых тявкающих собачек,

запахов - всех, кроме самых простых - табачных

или кофейных. Наливать кипяток

только с левой руки. Никогда не думать о прошлом

и пытаться забыть о будущем. Жить один на один

с мыслью о том, что голос необходим

только глухому. И если уж ты заброшен

в качестве резидента, забывшего все легенды

в этот вечерний звон в неродном краю,

то научись без акцента молчать, слушая как поют

о чем-то сугубо своем загадочные аборигены.

 

1999.