Из цикла "Сумерки"
1.
Сумерки смысла в мозгу сливаются с синевою
над головой. Согласные рвутся на волю -
встать после гласных. Злятся, силятся слиться
с чем-нибудь столь же глухим. То же самое лица -
прячутся в тень, стесняясь теней под глазами.
Или слова. Что бы вы ни сказали
или подумали - все сольется с молчаньем.
Все бесконечней зима, все темней и печальней.
Снег под ногами делает неотличимым
шаг в темноту от шага к краю пучины.
Лик и личина путаются корнями,
как причинное место и тоска без причины.
Всякая тварь стремится прикинуться дверью.
Всякая дверь норовит обернуться твердью,
просто стеной. Просто местом, где бродит эхо
независимо от молчанья и криков "Верю !"
Сумерки смысла. Вечность страшней, чем зараза.
В моде житье наугад - одноразовый праздник.
"Все бы тебе притворяться не знающим меры" -
скажешь своим зеркалам, вспоминая о смерти.
Кстати, о смерти. (Вот уж, действительно, кстати.)
Память о ней не значится в аттестате
зрелости в качестве одного из предметов
лишь потому, что ее не измерить в метрах.
Кстати, о памяти. Давешних лиц неизбывность -
вот что не спутать ни с чем. Как говаривал в бытность
Екклезиастом один из моих знакомых :
"Все - суета". Но пока ни одно не забылось.
Все растворяется - страсть, старательность, старость,
как стратостат в вышине. Брести ли со стадом
или звенеть колокольчиком чуть в отдаленьи -
все растворится. Смирись. Преклони колени
перед величьем взаимного перетеканья.
Время молиться. Время расспрашивать камни
об обрастании мхом, о стремленьи воды просочиться.
Время складывать числа и время у них учиться
древней науке - слиться, но не смешаться.
Время ума занимать и время - его лишаться,
чтоб, наконец-то, пусть пока неумело,
слиться с тобой, чей бы облик ты не имела.
2.
Чайке
Поздние сумерки с видом на раннюю осень.
Время зонтов, плащей, носовых платков,
время подпрыгнуть на месте и грянуться оземь
у живого огня, горящего испокон.
Время предсмертных записок, легкого недомоганья,
одиноких прогулок, снов, чаепитий впотьмах.
Время рубить письмена туземным своим томагавком
в скальных породах. Время не понимать
смысла простейших фраз, типа "прошу прощенья" или
"разрешите присесть". Долго молчать в ответ
и уходить во тьму. Время спасать Кащея
от дурачка с кладенцом, выросшего на ботве,
да на пареной репе. Время заняться деленьем
возможности складывать на желание умножать,
но оказаться вычтенным. Слушать шелест деревьев,
ритмический скрип кровати с верхнего этажа,
собственное дыханье. Пытаться придумать правду
об утреннем пробуждении, о дверных косяках,
о человеческой жизни. Верить Богу как брату,
но любить чужую сестру. Повсюду ее искать,
дожидаться снега, бояться не ошибиться,
спрашивать "Кто там?", глядя в зеркало, не получать ответ.
Являться живым примером удавшегося самоубийства
через повешенье. Верить, что этот свет -
дневная его сторона - повернута к нам спиною.
Что же касается снов и смерти, то в этот раз
им не догнать тебя, летящую надо мною,
и не спасти меня, привыкшего не сгорать.
3.
Чем бы дети не тешились - лишь бы были.
Слово не воробей - ни с того, ни с сего не летает.
Но уж если вылетит, то назад не жди. На хромой кобыле
не всякого можно объехать. Сплетаясь и расплетаясь
перетекают друг в друга мысли. Столбики вдоль дороги
не знают, куда ты едешь. Да им и не интересно.
Воздух опять подрался с землею до первой крови
и от этого стало соленым, что было пресным :
слезы, воды в морях, течения океанов,
огурцы в кадушках, висящие на веревках
вяленые рыбешки, мелочь внутри карманов
и руки снаружи. Солнце среди березок,
сердце в груди. Всего и не перечислишь,
что так и лезет в глаза, разрывает тебя на части.
Сиди и царапай гвоздиком : "Всем лечиться".
Ведь все еще впереди, а не только счастье.
Сколько волков не корми, а медведь услужит -
и, никуда не денешься, подохнешь простой собакой.
Только поймав крючок вспоминаешь, где было глубже,
если ты рыба. А если нет, то считаешь это забавным.
Но прекрасно провяливаешься, будучи тоже подвешен
вместе с прочими на веревочке. Хочешь вейся,
хочешь ищи конец, но пойми, что и он не вечен.
И поверь, наконец, в того, кто тебя подвесил.
4.
Жить, задыхаясь от боли. Не доверять себе
ни ножей, ни веревок. Всегда запирать балконы.
Следить за собой ночами с заброшенной колокольни
и прослушивать телефон при помощи КГБ.
Останавливаться в метро для проверки своих документов
посредством землянина в форме. Не выключать
свет по ночам. Поначалу всегда молчать
при встрече с любым обитателем Ойкумены,
а прощаясь шарахаться от протягиваемой ладони
и убегать - стремительно, неожиданно, хохоча.
Отвечать спокойной улыбкой на любые вопросы врача,
поскольку ты, а не он, ты - ушел от погони.
Всегда и всего бояться - циферблатов, цветов,
маленьких и бестолковых тявкающих собачек,
запахов - всех, кроме самых простых - табачных
или кофейных. Наливать кипяток
только с левой руки. Никогда не думать о прошлом
и пытаться забыть о будущем. Жить один на один
с мыслью о том, что голос необходим
только глухому. И если уж ты заброшен
в качестве резидента, забывшего все легенды
в этот вечерний звон в неродном краю,
то научись без акцента молчать, слушая как поют
о чем-то сугубо своем загадочные аборигены.
1999.